Концепция массовой культуры х ортеги и гассета. Основные черты массовой культуры по хосе ортеги-и-гассета. Хосе Ортега-и-Гассет о нашествии массовой культуры

» Ортега-и-Гассет: массовый человек.

© Г. Ю. Чернов

Сущность культурцентристского (ортегианского) подхода к массовым явлениям

Испанский философ X. Ортега-и-Гассет явился если не создателем, то ярчайшим выразителем иного, нежели у Г. Тарда, Г. Лебона и их последователей, теоретического подхода к социально-массовым явлениям, который может быть обозначен как этико-эстетический или культурцентристский. Данный подход играл роль подхода-активатора начиная с 30-х годов XX века, и его формирование было связано как с определенной реакцией на развертывание процессов всесторонней массовизации в развитом индустриальном обществе, так и с дальнейшим развитием ряда идей Конфуция, Платона, Ф. Ницше и других мыслителей.

Сущность культурцентристского подхода состоит в рассмотрении тех или иных социальных и антропологических явлений с позиций полноценного функционирования феномена культуры. Названный подход базируется на следующих положениях: 1) признании решающей роли культуры в процессе общественного воспроизводства; 2) стратификации основных человеческих типов в культуротворческом срезе, то есть с точки зрения их роли в процессах производства, сохранения и передачи культуры.

Согласно Ортеге-и-Гассету, при нарушении «динамического равновесия» между массой и элитой, когда масса ниспровергает элиту и начинает диктовать свои «условия игры», возникает угроза деградации всех «надстроечных» сфер: политики, науки, искусства и др. Такое «вертикальное вторжение варварства» (В. Ратенау и X. Ортега-и-Гассет) угрожает цивилизации если не гибелью, то вырождением. Опасность такого рода возникает, по мнению испанского философа, на рубеже XIX-XX веков с выходом на арену истории относительно нового типа человека. Именно его, «человека массы», X. Ортега-и-Гассет сделал главным «персонажем» блестящего по форме философского эссе «Восстание масс» (1930). Введение этого понятия открывает простор для осмысления проблем «элемент массы», «латентная (потенциальная) масса», а также во многом создает основу для формирования нового, нетрадиционного подхода к изучению социально-массовых явлений.

У Ортеги речь идет об определенном типе человека, а не об общественном классе. Он делает специальную оговорку, что деление общества на массы и избранное меньшинство - это деление не на социальные классы, а на типы людей, это совсем не иерархическое различие «высших» и «низших»: в каждом классе можно найти и «массу», и настоящее «избранное меньшинство». Массовый тип, «чернь», псевдоинтеллектуалы преобладают ныне даже в традиционно элитарных группах, и наоборот, среди рабочих, считавшихся раньше типичной «массой», нередко встречаются характеры исключительных качеств (127, № 3, с. 121-122).

Принадлежность к массе - признак чисто психологический, вовсе не обязательно, чтобы субъект физически к ней принадлежал. Масса - это множество людей без особых достоинств, ее элемент - средний, заурядный человек. Но не только лишь отсутствие талантов делает личность «человеком массы»: скромный человек, осознающий свою посредственность, никогда не почувствует себя членом массы и не должен быть к ней отнесен. Человек массы - тот, «кто не ощущает в себе никакого особого дара..., чувствует, что он «точь-в-точь, как все остальные» и притом нисколько этим не огорчен, наоборот, счастлив чувствовать себя таким же, как все» (127, с. 120-121). Необходимые черты его - самодостаточность, самодовольство: в отличие от человека элиты, предъявляющего к себе строгие требования, он всегда доволен собой, «более того, восхищен», не знает сомнений, с завидным спокойствием «пребывает в глупости» (там же, с. 143). К массе духовно принадлежит тот, кто в каждом вопросе довольствуется готовой мыслью, уже сидящей в его голове. Ему не дано проектировать и планировать, у него ограниченные творческие возможности, нет подлинной культуры, в решении споров он игнорирует основные принципы разума, не стремится держаться истины. Сложность, многогранность, драматизм бытия либо недоступны, либо пугают его; идеи, которые он приемлет, имеют цель раз и навсегда отгородиться от сложностей окружающего мира готовыми объяснениями, фантазиями, дающими иллюзию ясности и логичности. Массового человека мало беспокоит, что идеи могут быть неверны, ведь это просто окопы, где он спасается от жизни, или пугала, чтобы ее отгонять (там же, № 3, с. 139-140). Люди элиты - это люди «великого пути», пришедшие в этот мир созидать, творить, те, кто требователен к себе, берет на себя «труд и долг», а человек массы - тот, кто живет «без усилий, не стараясь себя исправить и улучшить, кто плывет по течению» («малый путь») (там же, № 3, с. 121).

Итак, ведущими признаками «человека элиты» являются компетентность, высокий профессиональный и культурный потенциал, самосовершенствование, творчество, «служение» как осознанный выбор, а «человека массы» - теоретическая «заскорузлость», иллюзия самодостаточности, отсутствие стимула к саморазвитию, самодовольное «пребывание» в глупости, «вожделение». Первый исповедует ценности творчества, познания как служения общенациональным, общечеловеческим задачам, второй же привержен ценностям потребления, не выходит, в целом, за перспективу собственного одномерного существования. Цивилизация интересует его не сама по себе, а лишь как средство удовлетворения растущих вожделений.

В XX веке такого рода масса резко активизировалась; не претендуя до этого на роль теоретика, социального лидера, «массовый человек» осуществляет ныне подлинную экспансию в сферах политики и культуры, требующих специальных качеств: «... нет такого вопроса общественной жизни, в который он не вмешался бы, навязывая свои мнения, - он, слепой и глухой», «... для наших дней характерно, что вульгарные, мещанские души, сознающие свою посредственность, смело заявляют свое право на вульгарность» (там же, № 3, с. 139-140). Нечто подобное отмечал и Ф. Ницше, указывавший, что «массовый человек» разучился скромности и раздувает свои потребности до размеров космических и метафизических ценностей, и этим вся жизнь вульгаризируется (120, с. 46). Масса давит все непохожее, личностное, избранное. И государственная машина, и культурно-идеологическая сфера оказываются в ее власти: повсюду торжествует человек массы, и видимый успех могут иметь только течения, проникнутые его духом и выдержанные в его примитивном стиле (127, №3, с. 121).

Современным олицетворением, апофеозом «человека массы» является так называемый «специалист», человек, в совершенстве знающий какую-либо одну науку, свой крохотный уголок Вселенной, но абсолютно ограниченный во всем, что выходит за его пределы. В политике, в искусстве, в социальной жизни, в остальных науках он придерживается примитивных взглядов, но излагает и отстаивает их с авторитетом и самоуверенностью знатока, не принимая возражений людей компетентных - «амбициозность полуобразованности » (там же, № 3, с. 121-122).

Главными причинами скачкообразных изменений в поведении масс Ортега-и-Гассет считает разрушение традиционных форм доиндустриальной жизни, «рост жизненной силы» современного общества, проявляющийся через взаимодействие трех факторов: экспериментальной науки, индустриализации (их он объединяет под именем «техники») и либеральной демократии. Достижения «техники» привели к невиданному для прежних эпох росту возможностей как общества, так и отдельного человека - расширению его представлений о мире, скачкообразному подъему уровня жизни всех слоев населения, нивелировке состояний. К экономической обеспеченности присоединяются «физические блага», комфорт, общественный порядок.

Все это сопровождается резким ростом населения Европы (за 1800-1914 годы - со 180 до 460 миллионов человек); целый человеческий поток обрушился, по выражению испанского философа, на поле истории, «затопляя его». Существенно здесь то, что у общества не хватило ни времени, ни сил для приобщения в достаточной мере этого «потока» к традиционной культуре: школы успевали преподать лишь внешние формы, технику современной жизни, научили пользоваться современными аппаратами и инструментами, но не дали понятия о великих исторических задачах и обязанностях, унаследованных сложных, традиционных проблемах, о духе (там же, № 4, с. 135-136).

Ортега-и-Гассет пишет: «Мы живем в эпоху всеобщей нивелировки: происходит выравнивание богатств, прав, культур, классов, полов» (там же, с. 136). Уже с конца XVIII века идет процесс уравнения прав, ликвидации наследственных, сословно-классовых привилегий. Постепенно суверенитет любого индивида, «человека как такового», вышел из стадии отвлеченного идеала и укоренился в сознании заурядных людей. И здесь произошла метаморфоза: магический блеск идеала, ставшего действительностью, потускнел. Формальное равенство прав и возможностей, не подкрепленное ростом равенства фактического (то есть нравственного, культурного), самосовершенствованием, правильным пониманием соотношения общественных прав и обязанностей, привело не к реальному росту, а лишь к росту амбициозности, претензий «массового человека». Эта амбициозность укрепляется растущей полуобразованностью, иллюзией знания, «варварством специализации». Итак, внешние ограничения практически во всех сферах жизни для «большинства» оказались сняты. Но, как верно отмечает П.П. Гайденко, «...снятие внешних ограничений превращается в полный произвол индивидуальных вожделений, если человек не знает ограничений внутренних, не умеет и не хочет «укорачивать самого себя» (25, с. 165). Именно таков «человек массы» нового образца, которого открывшиеся возможности не улучшили, а превратили в подобие избалованного ребенка, полного вожделений и невнимательного, неблагодарного к источнику их удовлетворения.

Массовый человек утверждает свое равенство (точнее, дарованное ему право) не путем восхождения к высотам культуры, самосовершенствования, а путем низведения до себя окружающего его социума. Все эти новые блага и возможности он получает как готовый результат, подарок, не имея представления о процессе, о цене. Вокруг возникает множество новых соблазнов. Уверенность в своем праве получать, амбициозность полуобразованности, «комплекс самодостаточности» порождают в нем иллюзию фантастического всемогущества, вожделения будят к действию: потребовать свою долю общественных благ, даров цивилизации, причитающихся в силу специфически понимаемого «равноправия».

Нахождение «единомышленников», осознание себя частью мощного социального новообразования усиливает амбиции «человека массы», и он жаждет перестроить мир по собственному сценарию. Главная особенность этого сценария: цивилизация не надстраивается, а должна служить средством, инструментом удовлетворения текущих соблазнов, вожделений; элита нужна лишь постольку, поскольку обслуживает такого рода функционирование цивилизации в интересах массы - по принципу «хлеба и зрелищ».

Рассматривая социально-культурную структуру социума, Ортега-и-Гассет фактически выделяет не два, а три его слоя: массу, элиту и промежуточный тип, условно «скромных тружеников». От массы их отличает именно скромность, самокритичность, большая осмотрительность в рассуждениях и действиях, неамбициозность, неагрессивность («мудрая пассивность»). То есть, по этико-психологическому складу этот тип приближается к духовной элите. Но в культурно-профессиональном, интеллектуальном, эстетическом планах между ними есть еще серьезная граница. Сознание людей этого типа, как и «человека массы», функционирует почти исключительно на обыденном, а не на теоретическом уровне, столь же склонно к упрощению, иллюзорности, хотя и включает критический, разумно-консервативный элемент. В «спокойные» для общества эпохи «скромный труженик» является его стабилизирующим элементом. Ему есть что терять: на своем социальном уровне он достаточно квалифицирован, обладает определенной профессиональной гордостью, стабильным жизнеобеспечивающим достатком, его не грызут сиюминутные вожделения и зависть.

Однако в переломные, кризисные эпохи «скромный труженик» легко увлекается в общий поток радикализмом массы, может временно смешиваться с ней. Различия между человеком массы и «средним элементом» поможет нам уяснить и тонкое наблюдение Н.А. Бердяева: «...плебейский дух есть дух зависти к аристократии и ненависти к ней. Самый простой человек из народа может не быть плебеем в этом смысле. И тогда в мужике могут быть черты настоящего аристократизма, который никогда не завидует, могут быть иерархические черты своей собственной породы, от Бога предназначенной» (18, с. 136).

Во все эпохи происходит, по сути дела, своеобразная борьба между массой и элитой за преобладающее влияние на этот «средний элемент». Сейчас, в эпоху глобального стресса, отставания «человеческих качеств» от быстротечных изменений, новых требований времени (А. Печчеи) вопрос о социальном лидерстве, казалось уже решенный опытом веков в пользу элиты, поставлен вновь. Ориентиры развития цивилизации могут быть деформированы в ходе такой «перестановки», приобрести взамен творчески-поступательного инструментально-потребительский характер, в перспективе - мещански-застойный, что ведет, помимо всего, к ресурсно-экологическому коллапсу.

Впрочем, по мнению В.Ф. Шаповалова, мы впали бы в иллюзию социального титанизма, потребовав от массы, от большинства населения (включая и «скромных тружеников») постоянно находиться в состоянии ответственности за человечество, за страну, за общечеловеческое будущее. Рядовой человек предпочитает «просто жить», реализовывать себя в разнообразных сферах деятельности и досуга (173, с. 38). В этом нет трагедии, пока соблюдена мера «моего» и «общего» и пока существует подлинная духовная элита.

Проблема элиты или аристократии в буквальном, а не историческом, классовом смысле, одна из самых античных. Чувствуем ли мы хоть йоту фальши, читая строки Платона об идеальном государстве: «...ничтожные вожделения большинства подчиняются там разумным желаниям меньшинства, то есть людей порядочных» (129, с. 203)? Ясна и чеканна и мысль Н.А. Бердяева: «Аристократия, как управление и господство лучших, как требование качественного подбора, остается на веки веков высшим принципом общественной жизни, единственной достойной человека утопией» (18, с. 124).

Оптимальное развитие общества, вероятно, требует и соблюдения следующих принципов: 1) подбора, выдвижения и правления наилучших социально-духовных элементов, действительной элиты; 2) эволюции (перетекания) средних и низших слоев социума в элитарном направлении через подъем их духовного уровня. «При этом, - по словам Н.А. Бердяева, - в историческом плане следует помнить, что народные массы выходят из тьмы и приобщаются к культуре через выделение аристократии и исполнение ею своей миссии» (там же, с. 131-132).

И Ортега-и-Гассет, и Бердяев призывают не смешивать духовную элиту с сословной, наследственной аристократией - представители исторической аристократии могут стоять очень низко в духовном отношении, быть настоящими «людьми массы», лучшие же представители духовной аристократии часто не выходят из аристократических слоев. Избранная часть исторической аристократии, впрочем, долгое время играла роль духовной элиты; например, рыцарство, лучшая часть русского дворянства - эти веками формировавшиеся душевные типы, наделенные чертами благородства, щедрости, жертвенности, чести. Но наследственная аристократия имеет тенденцию к вырождению, к кастовой замкнутости, изоляции от реалий. Отвратительны аристократическое чванство, пренебрежительное отношение к простому народу, измена предназначению давать от своего избытка, борьба за сохранение незаслуженных привилегий.

Не следует смешивать духовную элиту и с политической, хотя последняя и может содержать в себе духовно значимые элементы. В истории общественной мысли идея совпадения духовно-нравственной и правящей элиты берет начало не только в европейском регионе в эпоху античности, но и на Востоке. Достаточно вспомнить идеал «совершенного человека» - правителя «цзюнь-цзы» Конфуция, разменянный позднее «на мелкую монету» эпигонами официального конфуцианства (23, с. 261-262). Однако в исторической практике такое совпадение являлось до сих пор скорее исключением, чем правилом.

Тем более не определяет принадлежность к массе или элите материальное положение, ибо самый богатый и самый влиятельный человек может оставаться культурным ничтожеством, а носитель самобытной высокой культуры - жить на грани нищеты (173, с. 35). Духовная аристократия, духовная элита выходит из какой угодно среды, рождается (формируется) в порядке «индивидуальной благодати» (18, с. 136).

Значение этого хрупкого «озонового» слоя трудно переоценить: от наличия духовной элиты и ее качеств зависит судьба народа и человечества. Через нее в другие слои проникают духовность и гражданственность. В.Ф. Шаповалов указывает на ряд признаков этого слоя, помимо уже названных и выделенных X. Ортегой-и-Гассетом:

Духовная элита есть носительница высокой культуры, не связывающая свое бытие с претензиями на высокое материальное вознаграждение;

Существование ее основывается, прежде всего, на осознании самоценности культуры, которая является «наградой сама по себе»;

В ней нет и не должно быть идолопоклонства - ни перед властью, ни перед народом. Только такая элита может рассчитывать на соответствующую общественную оценку, свободную от подозрений в корыстолюбии и, благодаря этому, способна реально оказывать воздействие, в том числе и нравственное, на жизнь общества (173, с. 35-38).

Важным признаком духовной аристократии является и то, что она выступает в качестве носителя, проводника не только национального, но и общечеловеческого социального и исторического опыта. Знание прошлого, ощущение себя в историческом времени придают ей устойчивость, служат источником ее духовной силы в самые трудные времена, в кризисные и переломные эпохи, выводящие из равновесия «средний элемент» («скромных тружеников») и провоцирующие рост экстремизма «человека массы».

Духовная элита должна бы занять место социального лидера или социального арбитра, давая экспертную оценку решениям власти, явлениям общественной жизни. При этом, если мечта Платона о прямом управлении государства «философами» не становится явью, необходимо дистанцирование, автономия духовной элиты от власти.

К сожалению, наш век оказался жестоким по отношению к духовной аристократии. Это проявилось и в исступленно-самоубийственном истреблении, и в вытеснении элиты революционным «самодержавным народом», деспотами-диктаторами, в попытках создания альтернативной «элиты-служанки». Духовная элита оказывается как бы лишним элементом в массовом обществе, массовой культуре Запада; сохранить себя физически интеллектуалы могут только «встраиваясь» в определенное сугубо прагматическое «прокрустово ложе», действуя в качестве придатка «общества потребления».

Итак, в соответствии со сказанным ранее, с позиций представителей культурцентристского подхода масса может рассматриваться как качественно низший слой социума, чьи жизненные потенции и потребности практически не выходят за рамки «чистого бытия», простого и расширенного потребления. И если теоретически предположить, смоделировать доминирование этого элемента в регулятивной (политика, общественные связи) и духовной сферах, в сфере массовых коммуникаций, то резонно предположить и вытекающее из этого измельчание, выхолащивание содержания деятельности этих сфер и общественных связей.

Увы, но практика, похоже, развертывается в описанном выше направлении. Мерилом оценки произведений культуры все больше выступает их популярность, коммерческий успех, налицо гипертрофия развлекательной функции искусства по отношению к развивающей.

В политике все явственнее дает о себе знать проблема гипердемократии. Встает вопрос: возможно ли решение проблем будущего страны, человечества арифметическим большинством индивидов (одно дело - защита коренных материальных интересов, другое - выбор стратегии развития общества)? X. Ортега-и-Гассет пишет о вытеснении представителей квалифицированных меньшинств из сферы политики, выдвижении массой себе подобных политиков, что является весьма характерным и для современной политической жизни России. Такого рода власть, как правило, живет нуждой сегодняшнего дня, но не планами будущего: ее деятельность сводится к тому, чтобы «как-то увертываться от поминутных осложнений и конфликтов: проблемы не разрешаются, а лишь откладываются со дня на день... даже с тем риском, что они скопятся и вызовут грозный конфликт» (127, № 3, с. 135). И «человек массы», и его власть живут фактически по одному принципу: «После нас хоть потоп!», и тот и другая - временщики, готовящие безрадостное будущее новым поколениям.

Масса нередко легко расстается с элементами свободы ради благ, реальных или обещанных в перспективе, в пользу государства, что служит основой для утверждения этатизма и тоталитаризма. Последнему способствует и эгалитаристский, не терпящий и не понимающий много-качественности, многообразия, дух массы. Господство массы, олицетворяющей функционально-потребительскую сторону жизни общества - необходимую, но не достаточную с позиций полноценности человека и человечества, - может осуществляться в разных формах. Как ни парадоксально это звучит, но внешне демократический и тоталитарный режимы могут иметь тождественное сущностное наполнение.

Элитарное или аристократическое начало (то есть подбор высокоморальных, компетентных и талантливых для управления, санкционированный обществом приоритет подлинно лучших) является необходимым условием для устойчивого развития любого общества. Но как соотносится с ним начало демократическое? Н.А. Бердяев считает эти два начала противоположными, метафизически враждебными и взаимоисключающими, ибо дух демократизма несет в себе величайшую опасность для аристократически-элитарного начала: «Метафизика, мораль и эстетика количества хотели бы раздавить и уничтожить всякое качество, все лично и соборно возвышающееся» (18, с. 140), его царство - царство худших, а не лучших, и, значит, есть опасность для прогресса, «качественного повышения человеческой природы» (там же, с. 140).

Другая опасность «демократического» духа, демократии как формы власти состоит в том, что верховным началом жизни народа фактически провозглашается его собственная воля, независимо от того, на что она направлена, каково ее содержание. «Народная воля, - отмечает Н. Бердяев, - может захотеть самого страшного зла, и демократический принцип ничего не может возразить против этого». В этом принципе нет гарантии того, что его осуществление «не понизит качественный уровень человеческой жизни и не истребит величайшие ценности» (там же, с. 160).

Причины торжества «демократической метафизики» в XX веке заключаются, по Бердяеву, в утрате истоков духовной жизни, духовном упадке человечества (рост демократизма идет параллельно «выветриванию души»), в росте скептицизма и скептической общественной гносеологии: если нет правды и истины, то будем признавать за них то, что признает большинство, если они есть, но я их не знаю, опять остается положиться на большинство. «... Чудовищно, - восклицает Бердяев, - как люди могли дойти до такого состояния сознания, что в мнении и воле большинства увидели источник и критерий правды и истины» (там же, с. 169).

Теоретическими основами «демократизма» является и социологический номинализм, рассматривающий народ и народную волю как некую механическую сумму. Однако из арифметического суммирования воли всех не получается всеобщей воли. Народ, по Бердяеву, есть иерархический организм, в нем каждый человек есть разностное существо, неповторимое в своей качественности, он не есть человеческое количество, человеческая масса. Поэтому всеобщее голосование - негодный способ выражения качеств в народной жизни. Меньшинство или даже один человек может лучше, точнее, по мнению философа, выразить волю и дух народный, и на этом основано значение великих людей в истории (там же, с. 161-163).

Самодовлеющее демократическое начало без сочетания с началом элитарным в ситуации социокультурной активизации общности «людей массы», делегирующих в демократические институты парвеню-бюрократические, популистские элементы, может оказаться деформирующе-разрушительным с точки зрения перспектив развития цивилизации.

X. Ортега-и-Гассет показывает современного массового человека как социально-исторический феномен, который, однако, возник не вдруг, как Афина из головы Зевса. Изменения в социуме - процессы окончательного становления индустриального общества, урбанизация, демократизация, секуляризация сознания и другие - не породили, а скорее пробудили уже существовавший в прежние времена, но доселе невостребованный, малопрестижный социокультурный тип, устрашающе деятельный в рамках своего ограниченно-одномерного жизненного проекта.

Общая демократизация жизни дает различные результаты: с одной стороны - широкое приобщение народных низов к азам культуры и рост их образованности, а с другой - «обмеление» культуры и превращение в эталонный ее «лубочного» варианта. Последнее из «болезни роста» общества, временной тенденции может перейти в доминанту развития. Происходит, по сути дела, становление новой культурной среды, в которой подлинной культуры все меньше.

Старые перегородки, механизмы защиты элитарной культуры (не столько сословной, сколько - в лучших своих образцах - национальной, общечеловеческой), ее воздействия на низы были с неизбежностью разрушены. Это касается, в первую очередь, закрытого сословного характера элиты, ее неограниченного господства, религиозного способа регулирования социальных нормативов низов. Ныне духовная элита оказалась беззащитной перед натиском масскульта, то есть, в духе представлений Ортеги, культуры, формируемой на основе ценностей «массового человека».

В тех современных обществах, где в силу традиций, эволюционного характера переходных процессов удалось найти формы сочетания демократического и элитарного начал, где государственные институты реально покровительствуют «высокой культуре», мы видим некий симбиоз двух культур, но все же практически всегда с преобладанием «массовой». При революционно-разрушительной, быстротечной форме перехода, сопряженной с коренной ломкой традиций, ликвидацией старой элиты, питательная среда для становления массовой эрзац-культуры много шире.

Следует помнить, что радикальное деление общества на массу и элиту достаточно условно. Даже в относительно чистом виде эти социальные типы крайне малочисленны, если не единичны. Так же, как в душе большинства людей, мы видим дихотомию добра и зла, борьбу доктора Джекила и мистера Хайда, так и конкурирующие системы ценностей оставляют на ней свои отпечатки. Далеко не всегда личность обладает достаточной внутренней зрелостью для собственного однозначного выбора, тем более нонконформистского. В такой ситуации множество «скромных тружеников», очевидно, испытывают растерянность и находят критерий истины в мнениях большинства. Фетишизация жизненного успеха «человека массы», этого нового мифологического героя (в России 90-х он известен под именем «нового русского»), насаждение доныне все же стыдящейся себя вульгарности, как нормы жизни, может встречать молчаливое неодобрение, скрытую иронию у «скромного труженика», но мало-помалу идет и смещение ценностей, если не в первом поколении, то у потомков. Сообщество «людей массы», прививая новообращенным свою систему ценностей, ширится за счет бывших «скромных тружеников» и их потомства, формирующегося в новой социокультурной среде, на новых «идеалах». Так масса из второсортного фрагмента общества поднимается до большинства, а затем захватывает «командные высоты» в обществе через институты демократии.

Отвлекаясь от общемировых масштабов, ненадолго всмотримся в лицо российской власти образца 90-х годов. Представляется, что редкий политик или государственный чиновник «новой формации» - не открытый и явный «человек массы» или «недолго колеблющийся», спешащий реализовать счастливую возможность удовлетворения своих материальных вожделений, тщеславия; имморализм, коррупция стали в эту эпоху как бы негласными стандартами деятельности управленческой касты, а слова о служении Отечеству не более, чем ритуальными фразами. Подобную ситуацию можно было бы охарактеризовать как апофеоз «массового человека» - его идеология живет и побеждает на всех этажах общества, власть не просто не оппозиционна масс-культуре, «человеку массы», она сама плоть от его плоти.

Возвращаясь к идеям X. Ортеги-и-Гассета, отметим наиболее ценное с точки зрения анализа социокультурных изменений, наметившихся в западном обществе уже к 30-м годам XX века, а также с точки зрения оформления основных положений ортегианского варианта культурцентристского подхода.

Ортега указал на опасность, угрожающую обществу со стороны активизировавшегося К началуXX века дисперсного морально-интеллектуального сообщества «людей массы», дал критерии диагностики данного социального типа, что позволяет нам под новым углом зрения взглянуть на проблему социально-массовых явлений.

С позиций политико-ориентированного и социально-психологического подходов массовое сознание есть феномен, продукт массового взаимодействия: контактного или опосредованного, спонтанного, случайного или сознательно формируемого, особенно через информационную политику. Социальный психолог склонен интерпретировать массу как коллективное сопереживание, политик - как суммарного идеализированного оппонента власти (абсолютная однородность массы с точки зрения проблем управления была бы идеалом) (178, с. 13). И в первом и во втором случаях мысль исследователя движется по оси от социума к индивидууму, акцент делается на воздействие институтов, коллективных взаимодействий на индивидуальное сознание. Массовое сознание мыслится, прежде всего, как продукт социума, теряет непосредственную связь с индивидуальным. Отличительной же чертой культурцентристского (ортегианского) подхода является обращение к проблеме массового в противоположной системе координат - рассмотрение характерных типов индивидуального сознания, сходных по содержанию и принципам функционирования, позволяющее выделить в качестве основных массовый, элитарный, промежуточный типы сознания.

В этой связи, принимая во внимание ряд идей X. Ортеги-и-Гассета, а также реалий социальной структуры и социальной жизни современных обществ, в которой во все возрастающей степени дает о себе знать императив культуры, считаем необходимым сделать обязательным элементом исследования социальной структуры анализ социокультурной стратификации, понимаемый как анализ соотношения основных типов индивидуальной культуры. В качестве основных типологических единиц такого варианта членения общества с целью изучения наиболее важных характеристик его состояния мы предлагаем использовать ранее описанные в данной работе культурно-антропологические типы: представитель духовной элиты, «скромный труженик», «человек массы».

Главными критериями социокультурной дифференциации выступают этический (ценностный) и когнитивный (предполагающий установку на истинное или иллюзорное, «правдоподобное» постижение мира, тот или иной вариант организации и качеств мышления). Причем в каждом из указанных выше типов Ортега выделяет и подчеркивает именно этическое ядро, систему ценностей, служащих жизненным ориентиром. «Человек массы» - это не марионетка, не случайный заложник толпы, массового действа, не только подход пропаганды и рекламы. Не отрицая роли социально-исторических факторов в выходе на передний план этого типа, Ортега-и-Гассет отводит этим факторам роль благоприятного фона скорее не возникновения, а именно развертывания его, он рисует «массового человека» в его активном, экспансионистском воздействии на общество, как субъекта формирования «массовой субкультуры» - старой, как мир, и новой лишь в масштабах своей агрессии, расползания в обществе. Ортега указывает на возникновение опасной тенденции к превращению этой, вульгарной по сути, субкультуры в эталонную, нормативную.

Определенные перспективы открывает интеграция различных подходов. Исходя из излагаемых здесь идей, синтезируя их с рядом положений Г. Тарда, Л. фон Визе и других, можно высказать предположение о том, что «массовый человек» («люди массы») есть современная форма потенциальной, латентной массы и служит ядром, ферментом массы актуальной, действующей. Полагаем, что содержательные характеристики данного индивида - субъекта массового сознания и поведения будут сохранять относительную стабильность (с известными поправками при перемене форм взаимодействия), и ближайшей задачей является создание идеальной модели «человека массы», включающей типичные варианты поведения, механизмы познавательно-практической деятельности (ценностномировоззренческая сторона уже довольно полно описана X. Ортегой-и-Гассетом).

Определение наиболее общих понятий «социальная масса» и «массовое сознание» с позиций культурцентристского подхода начнем с выделения главных признаков, характеристик массы.

Говоря о социальной массе вообще, следует указать на два присущих ей признака: 1) включение в ее состав множества индивидов; 2) относительную однородность характеристик последних. Оба признака одинаково важны и неразрывны. Самое общее определение массы может звучать так: «Масса - это система, состоящая из множества однородных элементов» (индивидов с гомогенными характеристиками сознания и поведения). Разумеется, эта однородность не может быть абсолютной, но она обязательно должна быть связана с той гранью объекта, которая является предметом нашего исследования. Дальнейшее уточнение этого определения зависит от избранного исследовательского подхода. В контексте социально-психологического подхода, масса - это множество взаимодействующих лиц с ослабленными личностными свойствами и доминантой коллективного сопереживания, то есть обусловленного «взаимозаражением» членов контактной массы единства переживаний, временной унификации психических и деятельностных качеств. В этом и проявляется относительная однородность такой массы, носящая при этом нестабильный, временный характер.

Ортегианский подход подводит к следующему пониманию массы: это дисперсное, пространственно распыленное сообщество индивидов с совпадающими характеристиками сознания (гомогенными ценностными установками, типами мышления) - «людей массы». В определенных исторических условиях (господство рынка, индустриализм, урбанизация, массовизация образования и духовной жизни вообще в сочетании с формальной демократией) масса становится доминирующей силой, определяющей направление, характер протекания процессов во всех сферах общества.

Что касается определения «массового сознания», то мы уже говорили о невозможности, по нашему мнению, создания сколько-нибудь конструктивных его вариантов в рамках других подходов - с точки зрения языка науки, этимологии понятие «массовое сознание» сохраняет свою полноценность как социально-философский термин именно в рамках культурцентристского подхода. Как раз здесь идет речь об адекватных формах, уровнях осознаваемых процессов, включая мышление, самосознание определенного рода индивидов. В других случаях, признавая реально сложившуюся традицию расширительного употребления термина, нельзя не видеть и определенной условности, дезориентирующих исследователя натяжек. Так, например, при социально-психологическом подходе мы имеем дело не только (часто и не столько) с осознанными процессами и действиями, но и влиянием «массового бессознательного». Как известно, Г. Тард и Г. Лебон избегали употребления термина «сознание», используя менее определенный - «душа толпы». Более адекватным при этом подходе представляется использование понятий «массовая психология», «социальная психика».

Получивший распространение в обществе тип ценностей и когнитивных установок «массового человека» - это лишь один из вариантов определения массового сознания на базе ортегианского подхода. Другой может быть сформулирован следующим образом: «Массовое сознание - это сознание, мировоззренческое, этическое ядро которого втянуто в поле массового стереотипа, ценностей «человека массы». Акцент в данных определениях делается на содержание сознания типа человека, ставшего массовидным в обществе, и это содержание становится проницаемым для исследования и анализа, что является проблематичным при использовании моделей «массового сознания», сформированных в рамках других подходов.

Ортегианский вариант культурцентристского подхода в условиях нынешнего развития общества способен стать, по нашему убеждению, одним из наиболее перспективных направлений дальнейшего изучения социально-массовых явлений, открывающим путь к относительно новым и эвристически полезным теоретическим установкам при проведении социологических исследований и формулировании социально-философских обобщений, а также к формированию реально «работающих» научных понятий.

Однако, обладая большим количеством преимуществ, качествами подхода-активатора, в особенности при изучении современных социально-массовых явлений, культурцентристский (ортегианский) подход не является самодостаточным. Его эффективное применение мыслится лишь во взаимодействии с другими подходами.

Г.Ю. Чернов. Социально-массовые явления. Исследовательские подходы. - Д., 2009. См. также:

Министерство образования и науки Российской Федерации

ФБГОУ ВПО

«УРАЛЬСКИЙ ГОСУДАРСВЕННЫЙ ГОРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ И КУЛЬТУРОЛОГИИ

Реферат

по культурологии

Сущность массовой культуры в работе Хосе Ортега-и-Гассета Восстание масс

Преподаватель: Железнякова А.В.

Студент: Дьяков Г.А.

Группа: ЭЭТ 14-2

Екатеринбург 2014

Введение

Глава 2. Массовая культура, сознание масс

1 Массовая культура как таковая

2 Предпосылки и причины возникновения феномена масс

3 Массовое сознание

Глава 3. Массовая культура и общество

1 Основные черты массового человека

2 Влияние масс на государство

Заключение

Список литературы

Введение

Ортеге - и - Гассета первым выявил и проанализировал ряд проблем, которые и сегодня имеют актуальность. Это в первую очередь - «массовая культура», а так же сравнение «элиты» и «массы». Эти проблемы, характеризуют современную европейскую культурологию.

Ортега - и - Гассет не только обозначил данный ряд проблем, ныне тесно связанных с культурологией, но и внес свой вклад в их рассмотрение.

Автор делит общество на меньшинство и массы. Меньшинство - люди способные мыслить, отличающиеся высокими требованиями к себе. Массы - это люди не отличающиеся от большинства, плывущие по течению. На глазах у Ортега - и - Гассета происходит нечто похожие на социальную революцию. Демократия в Европе набирает обороты, массы начинают чувствовать себя свободнее и захватывают те места которые ранее были присущи меньшинству. Когда это относится к театрам и выставкам казалось бы ничего дурного в этом нет, но массы захватывают власть и это ведет к неминуемой беде.

Поскольку массы по определению, не должны и не могут управлять даже собственной судьбой Европа терпит огромный кризис.

Данная тема имеет широкое распространение и освещена в литературе.

Ницше одним из первых зафиксировал тенденцию омассовления общества. Им были выделены основные типы представлений о массах: восприятие масс как недифференцированного множества, обезличенной толпы, как неспособного к творчеству механизированного сообщества. Массовая культура это явление сложное и не однозначное, существуют разные трактовки этого понятия. Г.М. Маклюэн считал - что массовая культура представляет собой глобальную деревню, то есть контроль над самими коммуникативными связями. Контроль над всем приводит к тому, что человек сам становиться включенным в иерархию общего мнения.

Это довольно интересное мнение, но лично мне формулировка которую дала Маркова Г.И в своей книге Теоретические аспекты массовой культуры показалось более точной и ясной Массовая культура - это особое течение в духовной культуре XX века, связанное с ослаблением нравственного статуса современной цивилизации.

Каждый день, сами того не зная, множество людей так или иначе соприкасаются с массовой культурой, большинство из них никогда не задумывались над тем какие книги, фильмы, сериалы являются массовыми, а какие элитарными. И тем более над тем представителями какой культуры они сами являются.

Цель моего реферата - изучить особенности массовой культуры.

Я ставлю перед собой несколько задач:

Изучить массовую культуру и сознание масс

Выявить как массовая культура влияет на человека и государство

Глава 1. Биография Хосе Ортега-и-Гассет

ортега гассет массовый культура

Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) принадлежит к числу наиболее известных западных мыслителей XX века. Его идеи в области философии, истории, социологии, эстетики оказали влияние на определенные круги европейской и американской буржуазной интеллигенции.

Хосе Ортега-и-Гассет родился в семье известного журналиста и депутата испанского парламента Ортеги-и-Мунийа. Обучаясь в колледже отцов- иезуитов Miroflores del Palo (Малага), Ортега в совершенстве овладел латынью и древнегреческим. В 1904 году он окончил Центральный университет зашитой своих докторских тезисов El Milenario (Тысячелетний). Ближайшие семь лет он проводит в университетах Германии (в основном, в Марбургском).

По возвращении в Испанию он получает назначение в Мадридский университет, где в течение двадцати пяти лет возглавляет кафедру метафизики на факультете философии и языка Мадридского университета, одновременно занимаясь издательской и политической деятельностью в рядах антимонархической, а позднее антифашистской интеллигенции.

позднее антифашистской интеллигенции.

В 1923 г. Ортега основал либеральный журнал Reviste de Occidente

(Западный журнал). Будучи политически ангажированным мыслителем, он ведет интеллектуальную оппозицию в годы диктатуры Примо де Риверы (1923-1930), играет немаловажную роль в свержении короля Альфонсо XIII, избирается гражданским губернатором Мадрида, почему и оказывается вынужденным покинуть страну с началом гражданской войны. С 1936 и по 1948 г. Философ находился в эмиграции в Германии, Аргентине и Португалии, проникшись идеями европеизма.

Свою первую книгу - «Размышления о Дон-Кихоте» Ортега опубликовал в 1914 году. Однако мировая известность пришла к нему лишь в 1930 году с выходом книги - Восстание масс. Стоит отметить что в 30-е гг. мир фактически раскололся на две части - тоталитарную и демократическую. Это разделение прослеживалось не только в политическом устройстве стран, но и в тех целях и задачах, которые они ставили перед собой в своей внешней и внутренней политике. По моему мнению демократия существенно повлияла на развитие массовой культуры как таковой.

Глава 2. Массовая культура, сознание масс

1 Массовая культура как таковая

В книге Восстание Масс Ортега поддерживает идею о том, что нормальное состояние общества предполагает деление на «избранное меньшинство» и «массу», то есть на два типа людей: элиту (духовную аристократию) и массу. Всякое общество - это динамическое единство двух факторов, меньшинств и массы. Меньшинства - это личности или группы личностей особого, специального достоинства. Масса - это множество средних, заурядных людей. Они лишены способности к самооценке и в результате нетребовательны к себе. Человек «массы» посредственен, скучен и желает оставаться таким, какой он есть, «таким, как все». Масса представляет собой совокупность индивидов, предпочитающих «плыть по течению», не брать ответственность на себя, но пользоваться всеми правами, не считаться ни с кем, кроме себя.

"Масса", как полагает Ортега-и-Гассет, есть "совокупность лиц, не выделенных ничем". По его мысли, плебейство и гнет массы даже в традиционно элитарных кругах - характерный признак современности: "заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду". Новоявленные политические режимы оказываются результатом "политического диктата масс". В то же время, согласно убеждению Ортеги-и-Гассета, чем общество "аристократичней, тем в большей степени оно общество, как и наоборот". Массы, достигнув сравнительно высокого жизненного уровня, "вышли из повиновения, не подчиняются никакому меньшинству, не следуют за ним и не только не считаются с ним, но и вытесняют его и сами его замешают". Автор акцентирует призвание людей "вечно быть осужденными на свободу, вечно решать, чем ты станешь в этом мире. И решать без устали и без передышки". Представителю же массы жизнь представляется "лишенной преград": "средний человек усваивает как истину, что все люди узаконенно равны". "Человек массы" получает удовлетворение от ощущения идентичности с себе подобными. Его душевный склад суть типаж избалованного ребенка.

«Масса - всякий и каждый, кто не в добре, не в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, «как и все», и не только не удручен, но и доволен собственной неотличимостью»

Философ делит не на классы, а типы людей, поскольку представители «массы» встречаются как среди интеллигенции, так и среди аристократии, а наиболее типичного носителя массового сознания Ортега-и-Гассет видит в предприятиях «лабораторной науки».

Наличие огромного числа таких людей характерно для ХХ в. Благодаря либеральной демократии и техническому прогреcсу стал возможен высокий уровень жизни, который льстил самолюбию тех, кто пользовался его выгодами и не думал ни об ограниченности своего существования, ни об окружающем огромном мире.

И, как ни прискорбно, именно такие люди составляют абсолютное большинство в современном обществе. В наше время все переполнено, - ведь все места не предназначались для масс; а толпы все прибывают. Все это свидетельствует наглядно и убедительно о новом явлении: масса, не переставая быть массой, захватывает место меньшинства, вытесняя его. Этот феномен - полный захват массами общественной власти - Ортега-и-Гассет называет восстанием масс.

Ортега хорошо понимал, что, «если «масса» будет хозяйничать в мире и право решать останется за ней, то наши правовые, технические достижения исчезнут и наш и континент одичает.

2.2 Предпосылки и причины возникновения феномена масс

Исследуя вопрос возникновения феномена масс, Ортега подробно анализирует европейскую историю. Так он постепенно приходит к выводу, что массовое общество и поведение - закономерный результат развития западной цивилизации.

Человек XIX века ощущал в жизни материальное улучшение. Никогда раньше до этого средний человек не решал своих экономических проблем с такой легкостью. Наследственные богачи беднели, индустриальные рабочие обращались в пролетариев, а люди среднего достатка имели все больший доход.

С каждым днем положение укреплялось, независимость росла. То, что раньше считалось бы милостью судьбы и вызывало благодарность, стало рассматриваться как законное благо, за которое не благодарят, которого требуют. В XIX обустроены определенные сферы общества, побуждающие массу считать это устройство естественным. Этим объясняется и определяется то абсурдное состояние духа, в котором пребывает масса: больше всего её заботит собственное благополучие и меньше всего - истоки этого благополучия. «В дни голодных бунтов народные толпы обычно требуют хлеба, а в поддержку требований обычно громят пекарни. Чем не символ того, как современные массы поступают, только размашистей и изобретательней, с той цивилизацией, что их питает»

Такая свободная жизнь вызывала у среднестатистического человека ощущение, которое можно охарактеризовать как освобождение от бремени и всевозможных ограничений. Раньше такая свобода жизни была абсолютно недоступна для простых людей. Наоборот, для них жизнь была всегда тяжелым бременем, физическим и экономическим. Простые люди рождались уже с ярлыками, с самого рождения они были окружены запретами и препятствиями, можно сказать что они просто существовали.

Эта перемена проявилась в области правовой и моральной.

Начиная со второй половины девятнадцатого века, средний человек уже был свободен от социального неравенства. Заурядный человек привык осознавать, что все люди равны в своих правах.

XIX век стал по существу революционным, но не потому, что он стал известен многочисленными потрясениями, а потому, что он поставил заурядного человека, то есть огромные социальные массы, в совершенно новые жизненные условия, кардинально противоположные прежним.

Основной причиной изменения поведения масс является - демократия. Это приводит Ортегу к следующим выводам:

Либеральная демократия, снабженная творческой техникой, представляет собою наивысшую из всех известных нам форм общественной жизни;

Если эта форма и не лучшая из всех возможных, то каждая лучшая будет построена на тех же принципах;

Возврат к форме низшей, чем форма XIX века, был бы для общества самоубийством.

Отсюда следует неутешительный вывод: …мы должны теперь обратиться против XIX века. Если он в некоторых отношениях оказался исключительным и несравненным, то он столь же, очевидно, страдал коренными пороками, так как он создал новую породу людей - мятежного человека массы. Теперь эти восставшие массы угрожают тем самым принципам, которым они обязаны жизнью.

2.3 Массовое сознание

Феномен «массовое сознание» является объектом изучения многих наук - психологии <#"justify">·сознание обыденное, связанное со стихийным отражением минимального набора повседневных, бытовых потребностей и отношений;

·сознание практическое, включающее в себя весь жизненный опыт человека, - оценки, переживания, убеждения, цели, суждения, базирующиеся на здравом смысле. Именно здравый смысл, содержащий рациональное зерно, не позволяет сознанию оторваться от действительности. В целом массовое сознание. благодаря традиционным формам закрепления, отличается инертностью, консерватизмом, стереотипностью.

Согласно данной точки зрения, проявления массового сознания носят в значительной мере случайный, побочный характер и выступают в качестве признаков временного, несущественного стихийного варианта развития.

С другой стороны, массовое сознание рассматривается как достаточно самостоятельный феномен. Оно сосуществует в обществе наряду с сознанием классических групп. Возникает оно как отражение, переживание и осознание действующих в значительных социальных масштабах обстоятельств, в том или ином отношении общих для членов разных социальных групп, оказывающихся тем самым в сходных жизненных условиях, и уравнивающих их в том или ином плане.

Глава 3. Массовая культура и общество

1 Основные черты массового человека

Вслед за тем как меняется общество, меняется и сознание масс. Это способствует появлению массового человека. Индивид, склонный стать человеком массы и влиться в толпу - это человек, выращенный в школе определенного типа, обладающий определенным складом мышления и живущий именно в атомизированном гражданском обществе массовой культуры. Это человек, который легко сбрасывает с себя чувство ответственности. В этом ему помогают и политики, применяющие "толпообразование" как поведенческую технологию.

Ортега находит в нем следующие основные черты:

Врожденную, глубокую уверенность в том, что жизнь легка, изобильна, в ней нет трагических ограничений; вследствие чего заурядный человек проникнут ощущением победы и власти;

Ощущения эти побуждают его к самоутверждению, к полной удовлетворенности своим моральным и интеллектуальным багажом.

Самодовольство ведет к тому, что он не признает никакого внешнего авторитета, никого не слушается, не допускает критики своих мнений и ни с кем не считается. Внутреннее ощущение своей силы побуждает его всегда выказывать свое превосходство; он ведет себя так, словно он и ему подобные - одни на свете, а поэтому он лезет во все, навязывая свое пошлое мнение, не считаясь ни с кем и ни с чем, то есть - следуя принципу прямого действия. «Человек массы» получает удовлетворение от ощущения идентичности с себе подобными. Его душевный склад суть типаж избалованного ребенка.» По мысли Ортеги-и-Гассета, благородство определяется «требовательностью и долгом», а не правами.

В основе восстания масс, подчеркивает Ортега, лежит замкнутость души массового человека. «Когда для заурядного человека мир и жизнь распахнулись настежь, душа его для них закрылась наглухо, и я утверждаю, что эта закупорка заурядных душ и породила то возмущение масс, которое становится для человечества серьезной проблемой». Дело в том, что человек массы слишком самоуверенный и считает себя совершенным, он никогда не сомневается в своем совершенстве. Замкнутость души лишает его возможности познать свое несовершенство, так как единственный путь к этому познанию - сравнение себя с другими; но тогда он должен хоть на миг выйти за свои пределы, переселиться в своего ближнего. Душа заурядного человека неспособна к таким упражнениям. Мы стоим здесь перед тем самым различием, которое испокон веков отделяет глупцов от мудрецов. Умный знает, как легко сделать глупость, он всегда настороже, и в этом его ум. Глупый не сомневается в себе; он считает себя хитрейшим из людей, отсюда завидное спокойствие, с каким он пребывает в глупости. Подобно насекомым, которых никак не выкурить из щелей, глупца нельзя освободить от глупости, вывести хоть на минуту из ослепления, сделать так, чтобы он сравнил свои убогие шаблоны со взглядами других людей. Глупость пожизненна и неизлечима. Вот почему Анатоль Франс сказал, что глупец гораздо хуже мерзавца. Мерзавец иногда отдыхает, глупец- никогда.

Однако человек массы совсем неглуп. Наоборот, он действительно гораздо умнее и способнее, чем все его предки. Массовый человек имеет множество способностей но пользуется. Он раз и навсегда усвоил набор общих мест, предрассудков, стереотипов, следуя которым и строит свою незамысловатую жизнь. Это явление Ортега назвал знамением нашего времени: не в том беда, что заурядный человек считает себя незаурядным и даже выше других, а в том, что он провозглашает и утверждает право на заурядность и самое заурядность возводит в право.

2 Влияние масс на государство

В самом первом абзаце своей книги Ортега отмечает, что восстание масс это кризис, чем ясно дает понять, что феномен масс не сулит государству развития и процветания. Современное государство - самый явный и наглядный продукт цивилизации. И отношение к нему массового человека проливает свет на многое. Он гордится государством и знает, что именно оно гарантирует ему права и свободы, принимает их за должное. Но не сознает, что государственный строй создан людьми, и держится на определенных человеческих ценностях. И если в жизни страны возникнут какие-либо трудности, конфликты, массовый человек будет считать что это проблемы страны, и она сама разрешит их без помощи своих граждан. Таким образом можно сказать что массовый человек является аполитичным, первостепенно его заботят свои личностные потребности.

Но в хорошо организованном обществе масса не действует сама по себе.

Она существует для того, чтобы ей управляли, это будет происходить до того момента, пока она не перестанет быть массой или, по крайней мере, не начнет к этому стремиться. Затем, вероятнее всего, это закончиться революцией и сменой режима, но через какое то время все вернется на круги своя, новое правительство снова и снова не будет устраивать массам. Не существует государства в котором всем и каждому живется хорошо, но массовый человек заблуждается и считает, что уровень его жизни зависит не от его деятельности, а от власти и государства в котором он проживет. Революция отбрасывает государство назад в развитие, поэтому для улучшения качества жизнь, необходимо совершенствовать уже имеющийся строй, взамен того что - бы бороться в с властью радикальными методами.

Заключение

Сам автор отмечает Принадлежность к массе - чисто психологический признак. Всвязи с развитем демократии сознание и мировосприятие людей координально меняются. Если раньше человек рождаясь уже имел некий социальный статус и маловероятно, что на протяжение жизни смог бы его изменить. То теперь, в демократическом государстве, все люди рождаются с равными правами и свободами. Массы чувствуют, что существовать им теперь гораздо проще, отсутсвие социальных барьеров и финансовых проблем приводят их в ложному мнению полагать, что их поколение лучше прежних. Массам свойственно чувство собственного совершенства, они не благодарны государству за данные им блага, они воспринимают их как должное. Ортега писал эту работу в начале XX века, когда «масса» уже заполонила всю Европу. Он хорошо понимал грядущие перемены в общественной жизни и пытался противостоять им.

Восстание масс, таким образом, подобно коллективному опомрачению, которое сопровождается ненавистью к доводам здравого смысла и тем, кто пытается донести их до сознания людей. Основным достижением является на мой взгляд то, что Ортега-и-Гасет ввел понятие «человек - масса», что обозначает среднего человека, чувствующего себя как все. «Человек - масса» ленив, чтобы утруждать себя критическим мышлением, да и не всегда способен к нему, «человек-масса» не стремится доказывать свою правоту и не желает признавать чужую. Он прав по определению как часть массы.

Список литературы

1.Алексеев П. В. Социальная философия. -М., 2003

Грицанов А. А. История философии. Энциклопедия. -М., 2002. -С. 387

Ле Бог. Психология масс. М. 1996.

Маркова Г.И. Теоретические аспекты массовой культуры / МГУК. -М., 1996. - 35 с. - Библиогр. 19 назв. - Деп. в НИО Информкультура Российской гос. б-ки. - № 3048

5.Махнач Россия в ХХ столетии (Диагноз историка культуры)

6. Мирошниченко В.Н., Остапенко Л.В., Шахова Э.В. Философский словарь. -М. , 2004.

Ольшанский Д.В. «Основы политической психологии» Екат. 2001.

Ортега - и - Гассет. «Во Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. -М.: Алгоритм, 2004. -С. 92

Орлова Э.А. Динамика культуры и целеполагающая активность человека // Морфология культуры: структура и динамика. М., 1994

10. Руднев В.П Словарь культуры ХХ века Массовая культура

Флиер А.Я «Массовая культура и ее социальные функции»; Высшая школа культурологии Государственного университета культуры

Похожие работы на - Сущность массовой культуры в работе Хосе Ортега-и-Гассета "Восстание масс"

Рассматривая критичную точку зрения относительно явления массовой культуры, нельзя не обратить внимание на известного испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета, который разработал одну из наиболее радикальных в своем критицизме концепций массового общества. Согласно его определению, общество - это динамическое объединение меньшинства и масс. Если меньшинство состоит из лиц, обладающих определенными признаками, то масса - это набор индивидов, не отличающихся ничем особенным. Масса - это средние люди. Быстрый рост населения в городах и узкая профессиональная специализация, которая сформировала «массового человека», ослабили культурный потенциал и духовно подорвали современную цивилизацию. Это, по мнению Ортега-и-Гассета, ведет к неустойчивости и краху культуры в целом.

Современное общество и его культура поражены тяжелой болезнью - засильем бездуховного, лишенного каких-либо стремлений человека-обывателя, навязывающего свой стиль жизни целым государствам. По мнению Ортега-и-Гасета, обезличенная "масса" - скопище посредственностей, - вместо того, чтобы следовать рекомендациям естественного "элитарного" меньшинства, поднимается против него, вытесняет "элиту" из традиционных для нее областей - политики и культуры, что в конечном счете приводит ко всем общественным бедам нашего века.

Исследую вопрос возникновения феномена масс, мыслитель подробно анализирует европейскую историю. Так он постепенно приходит к выводу, что массовое общество и поведение - закономерный результат развития западной цивилизации. Собственно примеров массового поведения даже в древней истории немало. Даже город с самого начала сам по себе был местом сборища масс. Начинался он с пустого места - с площади, рынка, агоры в Греции, форума в Риме; все остальное - было лишь придатком, необходимым для ограждения этой пустоты.

Изучая психическую структуру нового "человека массы" с точки зрения социологии, Ортега находит в нем следующие основные черты:

  1. врожденную, глубокую уверенность в том, что жизнь легка, изобильна, в ней нет трагических ограничений; вследствие чего заурядный человек проникнут ощущением победы и власти;
  2. ощущения эти побуждают его к самоутверждению, к полной удовлетворенности своим моральным и интеллектуальным багажом. Самодовольство ведет к тому, что он не признает никакого внешнего авторитета, никого не слушается, не допускает критики своих мнений и ни с кем не считается. Внутреннее ощущение своей силы побуждает его всегда выказывать свое превосходство; он ведет себя так, словно он и ему подобные - одни на свете, а поэтому
  3. он лезет во все, навязывая свое пошлое мнение, не считаясь ни с кем и ни с чем, то есть - следуя принципу "прямого действия".

В основе восстания масс, подчеркивает Ортега-и-Гассет, лежит замкнутость души массового человека. Дело в том, что человек массы считает себя совершенным, он никогда не сомневается в своем совершенстве, его вера в себя поистине подобна райской вере. Замкнутость души лишает его возможности познать свое несовершенство, так как единственный путь к этому познанию - сравнение себя с другими; но тогда он должен хоть на миг выйти за свои пределы, переселиться в своего ближнего. Душа заурядного человека неспособна к таким упражнениям. "Мы стоим здесь перед тем самым различием, которое испокон веков отделяет глупцов от мудрецов. Умный знает, как легко сделать глупость, он всегда настороже, и в этом его ум. Глупый не сомневается в себе; он считает себя хитрейшим из людей, отсюда завидное спокойствие, с каким он пребывает в глупости. Подобно насекомым, которых никак не выкурить из щелей, глупца нельзя освободить от глупости, вывести хоть на минуту из ослепления, сделать так, чтобы он сравнил свои убогие шаблоны со взглядами других людей. Глупость пожизненна и неизлечима. Вот почему Анатоль Франс сказал, что глупец гораздо хуже мерзавца. Мерзавец иногда отдыхает, глупец - никогда".

Написанное под впечатлением первой мировой войны и накануне второй эссе Ортеги "Восстание масс" стало рассматриваться как пророческое, чему способствовали и последующие события: появление таких примеров социальной "патологии", как фашизм, нацизм и сталинизм с их массовым конформизмом, ненавистью к гуманистическому наследию прошлого, безудержным самовосхвалением и использованием наиболее примитивных наклонностей человеческой природы.

Таким образом, в понимании Хосе Ортега-и-Гассета элита не является правящим меньшинством или аристократией крови, это аристократия духа, ее представителей можно найти в любом социальном слое общества. Элита - это наиболее одаренная в эстетическом и этическом смыслах часть общества, способная к руководству этим обществом.

Список используемой литературы

  1. Зорькин В., Золотарев Р. Ортега-и-Гассет // Новое время. - 1990. - № 12.
  2. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс / Перевод: С.Л.Воробьев, А.М.Гелескул, Б.В.Дубинин и др. М., 2001.
  3. Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? М., 2003.

Важнейшим, если не определяющим, признаком «массового общества» является «массовая культура». Отвечая общему духу времени, она, в отличие от социальной практики всех предшествующих эпох, примерно с середины нашего столетия становится одной из прибыльнейших отраслей экономики и даже получает соответствующие названия: «индустрия развлечений», «коммерческая культура», «поп-культура», «индустрия досуга» и т.п. Кстати, последнее из приведенных обозначений открывает еще одну из причин возникновения «массовой культуры» - появление у значительного слоя трудящихся граждан избытка свободного времени, «досуга», обусловленного высоким уровнем механизации производственного процесса. У людей все больше возникает потребность «убивать время». На ее удовлетворение, естественно за деньги, и рассчитана «массовая культура», которая проявляет себя преимущественно в чувственной сфере, т.е. во всех видах литературы и искусства. Особенно важными каналами общей демократизации культуры за последние десятилетия стали кино, телевидение и, конечно, спорт (в его чисто зрительской части), собирающие огромные и не слишком разборчивые аудитории, движимые лишь стремлением к психологическому расслаблению.

Общество по мненю автора, подразделяется на меншинство и массу – это следующий ключевой момент реферируемого произведения. Общество аристократично по самой своей сути, общество, подчеркивает Ортега, но не государство. Меньшинством Ортега именует совокупность лиц, наделенных особыми качествами, которыми масса не обладает, масса - это средний человек. По мнению Гассета: «...деление общества на массы и избранные меньшинства... не совпадает ни с делением на социальные классы, ни с их иерархией... внутри любого класса есть собственные массы и меньшинства. Нам еще предстоит убедиться, что плебейство и гнет массы даже в кругах традиционно элитарных - характерное свойство нашего времени. ... Особенность нашего времени в том, что заурядные души, не обманываясь на счет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее, навязывают ее всем и всюду. Как говорят американцы, отличаться - неприлично. Масса сминает все непохожее, недюжинное, личностное и лучшее. Кто не такой, как все, кто думает не так, как все, рискует стать отверженным. И ясно, что «все» - это еще не все. Мир обычно был неоднородным единством массы и независимых меньшинств. Сегодня весь мир становится массой». Необходимо помнить, что автор имеет ввиду 30-е годы прошлого века.

Превратившись в товар для рынка, враждебная всякому роду элитарности «массовая культура» имеет целый ряд отличительных черт. Это прежде всего ее «простота», если не примитивность, часто переходящая в культ посредственности, ибо рассчитана она на «человека с улицы». Для выполнения своей функции - снятия сильных производственных стрессов - «массовая культура» должна быть как минимум развлекательной; обращенная к людям часто с недостаточно развитым интеллектуальным началом, она во многом эксплуатирует такие сферы человеческой психики, как подсознание и инстинкты.

Всему этому соответствует и преобладающая тематика «массовой культуры», получающей большие доходы от эксплуатации таких «интересных» и понятных всем людям тем, как любовь, семья, секс, карьера, преступность и насилие, приключения, ужасы и т.п.

Любопытно и психотерапевтически положительно, что в целом «массовая культура» жизнелюбива, чурается по-настоящему неприятных или удручающих аудиторию сюжетов, а соответствующие произведения завершаются обычно счастливым концом. Неудивительно, что наряду со «средним» человеком, одним из потребителей подобной продукции, является прагматически настроенная часть молодежи, не отягощенная жизненным опытом, не утратившая оптимизма и еще мало задумывающаяся над кардинальными проблемами человеческого существования.

В связи с такими общепризнанными особенностями «массовой культуры», как ее подчеркнуто коммерческий характер, а также простота этой «культуры» и ее преобладающая ориентация на развлекательность, отсутствие в ней больших человеческих идей, возникает один важный теоретический вопрос: существовала ли «массовая культура» в рухнувшем ныне Советском Союзе? По перечисленным признакам, по-видимому, - нет. Но, несомненно, существовала своя особая «советская» или «совковая» культура тоталитаризма, которая была не элитарной и не «массовой», а отражала общий уравнительно-идеологизированный характер советского общества. Впрочем, вопрос этот требует отдельного культурологического исследования.

Описанный выше феномен «массовой культуры» с точки зрения его роли в развитии современной цивилизации оценивается учеными далеко не однозначно. В зависимости от тяготения к элитарному или популистскому образу мышления культурологи склонны считать его или чем-то вроде социальной патологии, симптомом вырождения общества, или, наоборот, важным фактором его здоровья и внутренней стабильности. К первым, во многом питаемым идеями Ф. Ницше, относились О. Шпенглер, X. Ортега-и-Гассет, Э. Фромм, Н.А. Бердяев и многие другие. Вторые представлены уже упоминавшимися нами Л. Уайтом и Т. Парсонсом. Критический подход к «массовой культуре» сводится к ее обвинениям в пренебрежении классическим наследством, в том, что она якобы является инструментом сознательного манипулирования людьми; порабощает и унифицирует основного творца всякой культуры - суверенную личность; способствует ее отчуждению от реальной жизни; отвлекает людей от их основной задачи - «духовно-практического освоения мира» (К. Маркс).

Апологетический подход, напротив, выражается в том, что «массовая культура» провозглашается закономерным следствием необратимого научно-технического прогресса, что она способствует сплочению людей, прежде всего молодежи, независимо от каких-либо идеологий и национально-этнических различий в устойчивую социальную систему и не только не отвергает культурного наследия прошлого, но и делает его лучшие образцы достоянием самых широких народных слоев путем их тиражирования через печать, радио, телевидение и промышленное воспроизводство. Спор о вреде или благотворности «массовой культуры» имеет чисто политический аспект: как демократы, так и сторонники авторитарной власти не без основания стремятся использовать этот объективный и весьма важный феномен нашего времени в своих интересах. Во время второй мировой войны и в послевоенный период проблемы «массовой культуры», особенно ее важнейшего элемента - массовой информации, с одинаковым вниманием изучались как в демократических, так и в тоталитарных государствах .

В качестве реакции на «массовую культуру» и ее использование в идеологическом противостоянии «капитализма» и «социализма» к 70-м гг. нашего века в определенных слоях общества, особенно в молодежной и материально обеспеченной среде промышленно развитых стран, складывается неформальный комплекс поведенческих установок, получивших название «контркультура». Термин этот был предложен американским социологом Т. Роззаком в его труде «Становление контркультуры» (1969), хотя в целом идейным предтечей этого явления на Западе считают Ф. Ницше с его преклонением перед «дионисийским» началом в культуре. Пожалуй, наиболее наглядным и ярким выражением контркультуры стало быстро распространившееся по всем континентам движение так называемых «хиппи», хотя оно отнюдь не исчерпывает этого широкого и достаточно неопределенного понятия.

К ее адептам можно отнести, например, и «рокеров» - фанатиков мотоспорта; и «скинхедов» - бритоголовых, обычно с фашиствующей идеологией; и «панков», связанных с музыкальным движением «панк-рок» и имеющих невероятные прически разных цветов; и «тэдов» - идейных врагов «панков», защищающих физическое здоровье, порядок и стабильность (ср. у нас недавнее противостояние «хиппи» и «люберов»), и многие другие неформальные молодежные группы. За последнее время, в связи с резким имущественным расслоением в России, появились и так называемые мажоры - обычно наиболее процветающие юнцы из коммерческого полууголовного мира - «богачи», поведение и жизненные установки которых восходят к западным «попперам», американским «йоппи», стремящимся внешне показать себя «сливками общества». Они, естественно, ориентируются на западные культурные ценности и выступают антиподами как прокоммунистических охранителей прошлого, так и молодежных национал-патриотов.

Движения «хиппи», «битников» и другие подобные им социальные явления были бунтом против послевоенной ядерной и технотронной действительности, угрожавшей новыми катаклизмами во имя чуждых «свободному» человеку идеологических и бытовых стереотипов. Проповедников и приверженцев «контркультуры» отличали шокирующая обывателя манера мышления, чувствования и общения, культ спонтанного, неконтролируемого разумом поведения, склонность к массовым «тусовкам», даже оргиям, нередко с применением наркотиков («наркотическая культура»), организация разного рода молодежных «коммун» и «коллективных семей» с открытыми, «беспорядочно-упорядоченными» интимными связями, интерес к оккультизму и религиозной мистике Востока, помноженным на «сексуально-революционную» «мистику тела» и т.д.

Как протест против материального благополучия, конформизма и бездуховности наиболее «богатой» части человечества контркультура в лице ее последователей делала главным объектом своей критики, аточнее, своего презрения, существующие социальные структуры, научно-технический прогресс, противоборствующие идеологии и постиндустриальное «общество потребления» в целом с его повседневными стандартами и стереотипами, культом мещанского «счастья», накопительства, «жизненного успеха» и нравственной закомплексованностью. Собственность, семья, нация, этика труда, личная ответственность и другие традиционные ценности современной цивилизации провозглашались ненужными предрассудками, а их защитники рассматривались как ретрограды. Нетрудно заметить, что все это напоминает извечный конфликт «отцов» и «детей», и действительно, некоторые ученые, обращая внимание на преимущественно молодежный характер «контркультуры», рассматривают ее как социальный инфантилизм, «детскую болезнь» современной молодежи, физическое созревание которой намного опережает ее гражданское становление. Немало бывших «бунтарей» становятся позднее вполне законопослушными представителями «истэблишмента».

И тем не менее возникают вопросы: как относиться к молодежной, «неформальной», часто бунтующей культуре? Быть ли за нее или против? Является ли она феноменом нашего века или существовала всегда? Ответы достаточно ясны: к молодежной субкультуре следует относиться с пониманием. Отвергать в ней агрессивное, разрушительное, экстремистское начало: как политический радикализм, так и гедонистически-наркотический эскапизм; поддерживать стремление к созиданию и новизне, помня, что величайшие движения нашего столетия - в защиту природной среды, антивоенное движение, движение за нравственное обновление человечества, как и новейшие художественные школы, рожденные из смелого эксперимента, - стали результатом бескорыстного, хотя порой и наивного порыва молодежи к совершенствованию окружающего мира. Молодежная неформальная культура, которая отнюдь не сводится к префиксам контр- и суб-, существовала во все времена и у всех народов, как существовали вечно определенные интеллектуальные и психологические потенции определенного возраста. Но так же как отдельную личность нельзя разорвать на юношу и старика, так и молодежную культуру нельзя искусственно отделять от «взрослой» и «стариковской», ибо все они взаимно уравновешивают и обогащают друг Друга.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итог всему вышесказанному, еще раз обозначим ключевые положения рефереруемой книги Ортеги-и-Гассета «Восстание масс».

«Масса», как полагает Ортега-и-Гассет, есть «совокупность лиц, не выделенных ничем». По его мысли, плебейство и гнет массы даже в традиционно элитарных кругах - характерный признак современности: "заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду". Новоявленные политические режимы оказываются результатом «политического диктата масс». В то же время, согласно убеждению Ортеги-и-Гассета, чем общество «аристократичней, тем в большей степени оно общество, как и наоборот». Массы, достигнув сравнительно высокого жизненного уровня, «вышли из повиновения, не подчиняются никакому меньшинству, не следуют за ним и не только не считаются с ним, но и вытесняют его и сами его замешают». Автор акцентирует призвание людей «вечно быть осужденными на свободу, вечно решать, чем ты станешь в этом мире. И решать без устали и без передышки». Представителю же массы жизнь представляется «лишенной преград»: «средний человек усваивает как истину, что все люди узаконенно равны». «Человек массы» получает удовлетворение от ощущения идентичности с себе подобными. Его душевный склад суть типаж избалованного ребенка.

В ХХ веке приобрели невиданный размах процессы урбанизации, разрыва социальных связей миграции населения. Только что минувшее столетие предоставило огромный материал для осознания сущности и роли масс, вулканический выброс которых на арену истории произошел с такой скоростью, что они не имели возможности приобщиться к ценностям традиционной культуры. Данные процессы описываются и объясняются различными теориями массового общества, среди которых первым целостным вариантом был ее «аристократический» вариант, получивший наиболее полное выражение в работе Х. Ортеги-и-Гассета «Восстание масс».

Анализируя феномен «восстания масс» испанский философ отмечает лицевую сторону господства масс, которая знаменует собой всеобщий подъем исторического уровня, а это, в свою очередь, означает, что обыденная жизнь сегодня достигла более высокой отметки. Он определяет современную ему эпоху (о необходимости учитывать различие эпох при анализе данного произведения указывалось выще) как время уравнивания: происходит уравнивание богатств, сильного и слабого пола, уравниваются и континенты, следовательно, пребывавший ранее на более низкой жизненной отметке европеец от этой уравниловки только выиграл. С данной точки зрения нашествие масс выглядит как небывалый прилив жизненных сил и возможностей, и данное явление противоречит известному утверждению О. Шпенглера о закате Европы. Гассет само это выражение считает темным и топорным, и если оно еще и может пригодиться, полагает он, то только по отношению к государственности и культуре, но никак не по отношению к жизненному тонусу рядового европейца. Упадок, по мнению Ортеги, понятие сравнительное. Проводить сравнение можно с любых точек зрения, но единственно оправданной и естественной точкой зрения исследователь считает точку зрения «изнутри». А для этого необходимо окунуться в жизнь, и, увидев ее «изнутри», выносить суждение, ощущает ли она себя упадочной, другими словами, немощной, пресной и скудной. Мироощущение современного человека, его жизненный тонус обусловлены «сознанием небывалых возможностей и кажущимся инфантилизмом минувших эпох». Таким образом, коль скоро нет ощущения утраты жизнеспособности, и речи не может быть о всеобъемлющем упадке, можно говорить лишь о частичном упадке, который касается вторичных продуктов истории - культуры и наций.

Восстание масс, таким образом, подобно коллективному опомрачению, которое сопровождается доходящей до исступления ненавистью к доводам здравого смысла и тем, кто пытается донести их до сознания людей.

Основным достижением является на мой взгляд то, что Ортега-и-Гасет ввел понятие «человек - масса», что обозначает среднего человека, чувствующего себя как все. «Человек-масса» ленив, чтобы утруждать себя критическим мышлением, да и не всегда способен к нему, «человек-масса» не стремится доказывать свою правоту и не желает признавать чужую.


Похожая информация.


Тема игры воодушевила также испанского философа Х.Ортегу-и-Гассета (1889-1955). Подобно Хейзинге, Ортега озабочен судьбой современной культуры, кризисным бытием личности в условиях «массового общества». Путь спасения культуры он видит в сохранении духовных ценностей аристократической элиты. Ортегу по праву называют теоретиком элиты. Свои социологические идеи он достаточно определенно выразил в небольшой по объему, но широко известной книге «Дегуманизация искусства».

Его концепцию культуры составляют следующие идеи:

1. Существуют две разновидности рода человеческого: масса, являющаяся «костной материей исторического процесса»; элита - особо одаренное меньшинство, творцы подлинной культуры. Предназначение «лучших» - быть в меньшинстве и сражаться с большинством.

В течение полутора веков серая толпа претендовала на то, чтобы представлять «все общество». С этим Ортега связывает все недуги Европы. По его убеждению, близится время, когда общество от политики и до искусства вновь начинает складываться, как должно, в два ордена или ранга: орден людей выдающихся и орден людей заурядных.

2. Жизнь людей выдающихся сосредоточена в сфере игровой деятельности. Игра противо­поставляется обыденности, утилитаризму и пошлости человеческого бытия.

3. Способ существования подлинной личности заключается в трагедии. Трагический герой - это избранник, принадлежащий духовной элите, определяющим его качеством является способность к созерцательной игре. В отличие от обывателя, герой не берет необходимость в расчет, сопротивляется привычному и общепринятому, руководствуется собственной свободой воли.

4. «Система ценностей, организовывавшая человеческую деятельность еще каких-нибудь тридцать лет назад, утратила свою очевидность, притягательность, императивность. Западный человек заболел ярко выраженной дезориентацией, не зная больше, по каким звездам жить» 7 .

5. Ориентиры в хаосе культуры, лишенной внутреннего строя, в создании игровой утопии спортивно-праздничного отношения к жизни. Образ нового мирочувствования раскрывается на примеренового искусства. Новое искусство («модернизм») всегда комическое по своему характеру. Не то, чтобы

7 Ортега-и-Гассет X. Тема нашего времени // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991. С.264.

6. Тенденции нового стиля: 1) тенденция к дегуманизации; 2) тенденция избегать живых форм; 3) стремление к тому, чтобы произведение искусства было лишь произведением искусства; 4) стремление понимать искусство как игру и только; 5) тяготение к глубокой иронии; 6) тенденцию избегать всякой фальши и, в этой связи, тщательное исполнительское мастерство; 7) искусство, согласно мнению молодых художников, безусловно чуждое какой-либо трансценденции, т.е. выхода за пределы возможного опыта.


7. Общеродовой и наиболее характерной чертой нового творчества и нового эстетического чувства называется тенденция к дегуманизации. Художники наложили «табу» на любые попытки привить искусству «человеческое». «Человеческое» - это комплекс элементов, составляющих наш привычный мир. Художник решается пойти против этого мира, дерзко деформировать его. «С тем, что изображено на традиционных полотнах, мы могли бы мысленно сжиться. В Джоконду влюбились многие англичане, а вот с вещами, изображенными на современных полотнах, невозможно ужиться: лишив их живой
"реальности", художник разрушил мосты и сжег корабли, которые могли бы перенести нас в наш обычный мир» 8 .

8. Человек, оказавшийся в непонятном мире, вынужден изобрести новый, небывалый тип поведения, создать новую жизнь, жизнь изобретенную. Эта жизнь не лишена чувства и страстей, но это - специфически эстетические чувства. Озабоченность собственно человеческим не совместима с эстетическим удовольствием.

9. Толпа верит, что оторваться от реальности для художника легкое дело, тогда как на самом деле это самая трудная вещь на свете. Создать нечто, что не копировало бы «натуры» и, однако, обладало бы определенным содержанием, - это предполагает высокий дар. Новое игровое искусство элитарно. Оно доступно только одаренному меньшинству, аристократам духа.

10. Реальность оккупирована массой обывателей. Мещанство разрастается до размеров всего человечества. Человеческое приравнивается к бездуховному. Человеческие переживания, воспроизводимые искусством, рассматриваются как бездумно-механические, не имеющие ничего общего с художественностью. В противовес набору негативных реалий буржуазной культуры творческому воображению необходимо сконструировать мир эстетической игры как подлинного бытия духа.

11. Все виды деятельности, связанные с выполнением определенных целей, являются жизнью лишь второго порядка. В отличие от этого в игровой деятельности изначальная жизненная активность проявляется непринужденно, бесцельно, свободно. Она возникает не из необходимости достижения каких-то результатов и не является вынужденным действием. Это добровольное проявление сил, порыв, не предусмотренный заранее. Человек может подняться над тоскливым миром обыденности, лишь перейдя в область неутилитарных отношений. Лучший же пример бесцельного напряжения - спорт. Спортивная деятельность - изначальная, творческая, важнейшая в человеческой жизни, а труд - просто
производная от нее деятельность, или осадок. «Спортивность» - это не просто состояние сознания индивида, это его мировоззренческий принцип.

Общий смысл понятий «игры» Хейзинги и «спортивности» Ортеги совпадает. Вместе с тем надо заметить, что для Хейзинги эстетическая игра является прежде всего деятельностью общественной и общедоступной. Ортега же в первую очередь ставит задачу спасения культуры от «восстания масс», а спасителем объявляет элиту.